«Чем дальше работал Скребнев, тем дело шло успешнее. Мужики уже не упорствовали.
Успехи окрылили Скребнева. Однажды на собрании ячейки твердо заявил, что через неделю все село будет сплошным. И, ошеломляя присутствующих, наметил дальнейшую программу своих действий.
— Учитывая, что в селе, кроме земли, нет никаких производственных предприятий, я предлагаю сейчас же обсудить вопрос о животноводстве как о подсобном источнике дохода. Немедленно обобществив коров, мы вполне можем построить и открыть сыроваренный завод. Во-вторых, предлагаю сейчас же начать подготовительную работу по организации каменоломни в Каменном овраге. Колхоз будет торговать камнем. В-третьих, считаю целесообразным обобществить конопляники и огороды в сплошной массив. Из крестьян-колхозников собственность надо выбивать сразу и не оставлять в их пользовании какие-то раздражающие кусочки земли. На этих огородах и конопляниках мы посадим картофель. Отведем еще в поле гектаров пятьдесят и на реке Левин Дол заложим фундамент картофелетерочному заводу. Эти предприятия поглотят избыточную рабочую силу колхоза. Дело я говорю? Дело, — утвердительно сам себе ответил Скребнев.
— Может, и овец в один гурт? — спросил дядя Яков. — Суконную фабрику откроем.
— Можно и их, — немного подумав, согласился Скребнев.
— А куда кур девать? — тихо подсказала Прасковья.
— Птицеводство — тоже. Подумаем и о курах.
— Я бы, товарищи, предложил всех тараканов обобществить, — громко сказал Петька. — Что они раздражают собственников?
Дружный хохот покрыл Петькины слова, но Скребнев не смутился:
— Гражданин Сорокин, такой директивы не было.
— Вот как? — вскочил Петька. — А была директива в колхоз дубинкой гнать? Была директива всю неколхозную бедноту переводить в середняки, а середняков в кулаки? Была директива, чтобы всех, кто не идет в колхоз, считать контрреволюционерами? Знает об этом райком?
— Знает! — уверенно отрубил Скребнев и прорезал кулаком воздух. — Райком еще знает, что ваша ячейка находится без руля и без ветрил....
— А способы?..
— К цели все средства хороши, — возвысил голос Скребнев. — Был нэп? Был. Было ограничение кулакам? Было. А теперь раскулачивание. Теперь, кто не с нами, тот против нас. А это дважды два… И я за все отвечаю.
Ввязываться в спор никто больше не стал. …
Вступающие в колхоз после «бесед» со Скребневым новички не радовали. Нехотя приводили они своих лошадей на конюшни, а иные торопливо продавали их или в соседних селах обменивали на худшие, получая придачу. Хорошую сбрую прятали. Когда дело касалось семян, их у вступающих не оказывалось....
Митеньке — работа. Он назначен животноводом. Ходит из двора во двор, — подмышкой картонная папка, — проверяет и оценивает коров. Спрашивает, сколько корове лет, каких телков, какой удой в литрах, когда телится и не болеет ли чем. Отвечают бабы, каких телков их коровы, сколько лет, но какое количество литров дает, никто не знает. Больными же коровы оказались чуть ли не все. Чем больны, никто не знал, а только вести коров в общие хлевы отказывались. Из многих изб выгоняли Митеньку взашей, но зато там, где давали сведения, он кстати описывал и овец, и свиней, и даже кур. Он не обижался, что его выгоняли, — нет, ухмыляясь, говорил, что и заочно можно занести все сведения о скоте. Многим наставительно намекал:
— Раз вам совецка власть диктует, должны подчиняться. Зачем контры разводить? Коль дело идет к коммуне, надо дружнее.
Описью скота Скребнев был вполне доволен, хотя в сводках району об этом почему-то умалчивал. Очевидно, хотел сразу ошарашить райколхозсоюз переходом артели в коммуну. Коров приказал немедленно, без всяких проволочек сводить в общие хлевы, но от другой скота и крикливой птицы решил воздержаться.
Заволновалось село. В правление колхоза и в сельсовет никто уже не приходил. Собирались колхозники группами возле своих изб и там горячо спорили, ругались, проклинали себя, зачем вступили в колхоз. Выписываться тоже боялись. Когда начали сводить коров в общие хлевы, уполномоченный удивился: у многих колхозников коров совсем не оказалось. Будто провалилась рогатая скотина. Зато густо запахло в улицах жирными щами. Наступил сплошной праздник. В таком изобилии появилось мясо, что не знали, куда его девать. По дешевке стали продавать, менять на хлеб, а многие отвозили его в Алызово или в окружной город.
Тревогу забил сельсовет, партийцы и комсомольцы. Сейчас только вспомнили, что совсем недавно было распоряжение правительства о воспрещении убоя скота. Скребнев немедленно дал распоряжение прекратить обобществление коров; согнанных же в общие хлевы разрешил развести по домам, все заготовленные для района сводки порвал, а должность животновода упразднил. Но Митенька теперь и не нуждался в работе. За этот срок он успел засолить две кадушки мяса, за бесценок купил корову, а под рогожей, в погребе, на картошке лежали три свиные туши.
Скребневскому распоряжению никто не поверил. Хотя члены правления колхоза и ходили, разъясняли, но предсмертный рев неизменно раздавался то тут, то в другом месте.
Созвали собрание, зачитали постановление правительства. Но запомнился всем один только пункт. В нем сказано, что убой скота может быть только вынужденным, вследствие болезни, да и то с разрешения ветеринарного врача. И новый пошел слух: коровы заразились. Вытребовали ветеринара. Приехал участковый, пробыл десять дней. Ходил из двора во двор, осматривал не только коров, но и овец, свиней и телят. Много исписал Солодовников бумаги, зато многие мужики ему низко кланялись.
В Леонидовке организовался чрезвычайный штаб по борьбе с убоем скота. Во главе штаба Петька. Скорбный коровий список у него в руках. Измучился Петька бегать по дворам…
… Только что зарезал корову дядя Тимофей. Со всех ног бежит туда Петька с двумя комсомольцами. Вперив злобные глаза в дядю Тимофея, кричит:
— Кто тебе разрешил корову резать? Разве ты не знаешь распоряжений?
— А ежели она холерная?
— Откуда холерная?
Тимофей лезет в карман, вынимает бумагу с печатью и, вздыхая, подает:
— Читай!
Бросив взгляд на рыжую в белых крапинках, еще не застывшую шкуру, переброшенную через перекладину, Петька читает:
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Настоящим удостоверяю, что корова Пеструха, тринадцати телков, гражданина с. Леонидовки Исаева Тимофея Петровича страдает параличом пищевода. Примененное лечение — вливание через зонд мелких медикаментов в продолжение пяти дней — результатов не дало. В дальнейшем лечение будет бесполезным, и корова, истощенная от голода, падет. На основании этого и согласно постановлению правительства гражданину Исаеву Тимофею Петровичу разрешается произвести вынужденный убой означенной коровы.
Ветврач Солодовников.
Пожал Петька плечами, отдал удостоверение, отметил в записной книжке, на каком основании зарезана корова, и втроем направились к Селиверсту. Тот вчера поздно вечером зарезал телку. Белая шкура висела в сенях на пяльцах. В углу собака лениво грызла кость.
— Дядя Селиверст, — обращается Петька, — на каком основании ты как колхозник прирезал телку?
Колхозник свирепо смотрит на Петьку и, как глухому, кричит:
— Кормов вы даете?
— Корма у тебя есть.
— Какие?
— Солома, сено.
— Эти корма телке не в пользу. У нее в кишках глисты. Ничего не ест. Был ветинар, обследовал. Приказал резать, пока не сдохла.
— Покажи разрешение.
— Баба, — открыл Селиверст дверь в избу, — вынь-ка из-за божницы бумажку на телку. Проверщики тут. Со штампом и печатью у Петьки в руках бумажка:
СПРАВКА
Дана Соломатину Селиверсту, гражданину с. Леонидовки, в том, что у принадлежащей ему полуторагодовалой телки при обследовании оказались кишечники густо наполнены аскаридами, а так как на ветеринарном пункте нет ни рвотного камня, ни цитварного семени, то в дальнейшем животному грозит тяжелое желудочное заболевание. На основании этого Соломатину дается право вынужденного убоя означенной скотины.
Ветврач Солодовников.
И к кому ни заходили, всюду наталкивались на эти удостоверения, справки и разрешения. Откуда появилось столько болезней? Неужели действительно заразились в общих хлевах? Да и какие болезни! У одной яичники опухли, у другой брюшная водянка, у третьей колики, у четвертой туберкулез… Про свиней и говорить нечего. У тех словно профессиональная болезнь — свайники.
А убой каждый вечер, каждое утро. Растет скорбный, облитый кровью список буренок, пеструх, машек, субботок.
«Не так тут», — подумал Петька и решил вытребовать ветеринарного врача из другого участка.
Сам съездил к нему, рассказал, в чем дело, и ночью привез его. Никто не знал, что приехал новый ветеринар. Решили проследить, кто будет резать. Ждать долго не пришлось. Утром прибежала к Сорокиным Наташка и шепотом сообщила Петьке, что сосед их, Николай Киреев, наточил нож. Вместе с врачом Петька зашел за Никанором, и они торопливо направились к Кирееву.
Со двора Киреевых донеслись плач и ругань. Ругалась жена.
— Брось, дурак, брось, — слышался ее умоляющий голос. — Не дам тебе резать.
— Отойди от греха, отойди, сатана! Все равно! Ни им, ни нам!
— Дур-рак! Кто для маленького молока даст? Ты зарежешь, другие зарежут…
Когда вошли в сени, услышали, что во дворе рухнуло что-то тяжелое на мерзлую землю. Петька распахнул дверь, и перед ним страшная предстала картина: возле оглушенной коровы, нагнувшись, сидел бывший урядник Трофим и острым ножом торопливо прорезал ей шкуру над горлом.
— Стой! — крикнул Петька вне себя и подскочил к Трофиму. — Вы что делаете?!
Этих людей Киреев совершенно не ожидал. Он так и застыл, сидя возле коровьей головы. А Трофим быстро встал, оставив большой длинный нож в недорезанной ране.
— Кто вам, дьяволы, разрешил корову резать? — снова закричал Петька, готовый выхватить из раны нож и наброситься с ним на хозяина.
— Вам какое дело? — опамятовался Киреев, вставая.
Налитыми кровью глазами уставился на врача:
— Корова моя! Что хочу…
— Считаю тебя арестованным! — схватил Петька за грудь хозяина. — Марш за мною в совет.
— Пошел к черту! — толкнул он Петьку так, что тот еле на ногах устоял.
Обратившись к уряднику, Киреев угрожающе крикнул:
— Ты что? Режь, пока не опомнилась.
— Не сметь, жандарм! — бросился Никанор к Трофиму, который уже нагнулся к ножу.
— На! Гляди! Н-на бумажку! — торопливо совал хозяин, вынув из кармана окровавленную справку. — Нате, сукины дети!
Ветеринар взял у Петьки справку и, пробежав ее, подошел к корове. Оглядел живот, ощупал и закачал головой:
— Справка, гражданин, ложная. Никакого тимпонита у нее нет. Желудок нормальный…»
Journal information