Читатели уважают меня за честность в истории, какова бы ни была моя личная позиция, я не занимаюсь лакировкой истории, не занимаюсь умолчаниями, я пытаюсь объяснить логику той истории, которая была в действительности. С чего вы вдруг решили, что в отношение к панфиловцам мой принцип изменился? Если бы я увидел надежные источники, что никакого боя вообще не было, или, что в результате боя 16 ноября 1941 г. 4 рота 2-го батальона 1075-го стрелкового полка оставила свои позиции, не понеся потерь и не нанеся потерь противнику, я бы спокойно признал, - подвига панфиловцев не было. Чего только на войне не случается. Однако, никаких новых источников, на основании которых можно было пересмотреть мое отношение к подвигу, я не увидел, наоборот, в своих показаниях 1948 г. Главной военной Прокуратуре командир полка И.В.Капров подтвердил подвиг бойцов роты даже под давлением, к чему мы еще вернемся.
Рассматривая проблему исторической достоверности подвига 28 панфиловцев, необходимо понимать специфику самого подвига, объективные трудности в его описании, а также конкретно-историческую обстановку, в которой становилось неизбежным появление подобной легенды.К сожалению, все панфилоборцы упрямо демонстрируют вопиющее непонимание всех трех вышеназванных обстоятельств. Панфилоборцы – не историки по своему подходу, у них к истории чисто механический и меркантильный подход. Для того, чтобы покупались их скучные книги про войну, нужны скандалы, поэтому они и наезжают то на раскрученные имена типа Суворова-Резуна, то на панфиловцев. Для «разоблачения» панфиловцев им достаточно формальных придирок, никакую критику источников, никакого понимания исторического контекста они при этом не демонстрируют. Для них 28 панфиловцев - это "27 друзей Добробабина", их подвиг - "сказяфка". Уверен, что даже немецкие танкисты не стали бы бросаться в погибших 16 ноября советских солдат подобными словами.
Специфика подвига панфиловцев в том, что это был бой, в котором героическое подразделение было полностью уничтожено и не осталось свидетелей самого боя. Во всяком случае, так всем казалось по горячим следам. От этого и происходит объективная сложность в описании факта героизма. Героизм очевиден всем: на наше пехотное подразделение обрушился огонь артиллерии и авиации, было направлено острие танковой атаки, но пехотинцы свои позиции не покинули, не спрятались в окопы, а до самой своей гибели бились, как могли, со значительно превосходящими силами противника.
Возникает вопрос, а нужно ли было воспевать именно такой «неизвестный» подвиг? Может нужно было взять тот, где и свидетели остались, и фотокорреспондент оказался на месте? Вот этот момент ключевой. Подвиги, в которых были свидетели и были фотографии, прославлять не забывали, страницы военных газет заполнены описаниями подобных подвигов. Их было так много, что не обо всех подвигах и рассказать сумели. Т.е. претензия панфилоборцев, что надо было взять более доказательный подвиг – глупая, такие подвиги брали и рассказывали о них. Дело было совсем не в этом.
Панфилоборцы и мои многие современники не понимают, что именно сделал Кривицкий, причем сделал по своей инициативе, подобного указания сверху не было. Кривицкий впервые в той войне поставил вопрос о возможности и даже необходимости прославить подвиг по сути Неизвестного, без вести пропавшего, солдата, на основании только одних результатов боя. Кривицкий – гений пропаганды, первым прочувствовавший необходимость именно такой поддержки стоявших насмерть советских солдат.
Давайте представим, в какой ситуации оказывался советский солдат в оборонительном бою без шанса на победу, а такие бои в 1941 году были типичны, и были распространены во все последующие периоды той войны. Боец понимал, что погибнув, сможет выполнить свой долг, но не сможет защитить своей чести. Он станет пропавшим без вести, и любой Шеин сможет сказать, что этот солдат вполне мог сдаться в плен или дезертировать с поля боя (прямая цитата Д.Шеина: «4 рота из 140 человек личного состава теряет в этих боях около сто человек личного состава. Мы вряд ли уже когда-нибудь узнаем, сколько из них было убитых, сколько раненых, сколько пропавших без вести. Т.е. это те, кто оказался в плену, или те, кто неорганизованно отходил не в составе своего подразделения»), а любой
Мы должны понимать, что Кривицкий сильно рисковал. Официальная позиция на тот момент была противоположной. Те же Шеин и Белаш почти треть своего первого видеоролика посвятили доказательству того, что в советской военной пропаганде требовалось подтверждать подвиг и не допускать домыслов! Кривицкий знал это, но пошел на принцип, считая это необходимым. Поймите, Кривицкий на тот момент был ведущим журналистом ведущей военной газеты воюющей страны, он достиг пика журналистской карьеры. Был бы он хитрожопым писакой типа исаевых и шеиных, он не стал бы подставляться. Достоверных случаев героизма на любой вкус было валом в многочисленных политдонесениях, у самого Кривицкого было много личных впечатлений от поездок на фронт, который был буквально рядом. Однако, в политдонесениях не было описания подвига без вести пропавших солдат, а обстановка давно требовала изменения отношения к погибшим таким образом солдатам. И 28 ноября с одобрения Ортенберга он публикует в «Красной звезде» передовицу «Завещание 28 павших героев», в которой называет героями солдат без фамилий, солдат, пропавших без вести! Более того, он признает честь этих солдат настолько беспорочной, что всем остальным следует прислушаться к их завещанию! Кривицкий совершает гражданский подвиг. Если бы павшие солдаты Великой Отечественной сегодня встали бы из своих могил, то на своих руках они бы понесли Александра Кривицкого сразу вслед за Сталиным. Сталин своей Победой сделал их смерти не напрасными, а Кривицкий отстоял честь всех солдат, честно погибших в оставшихся неизвестными боях. Насколько панфилоборцам нужно не понимать исторический контекст и людей той эпохи, чтобы представлять Кривицкого "ленивым, корыстным и прогибающимся журнализдом"? Я выкладывал как-то в своем блоге доказательство несгибаемого характера Александра Юрьевича Кривицкого, еврея, выступившего против еврейской тусовки. Насколько я помню, он и умер в скромной хрущевке, чуть ли не в однокомнатной.
Хронология событий также подтверждает, что в прославлении подвига панфиловцев отнюдь не верха вынуждали Кривицкого, а наоборот, Кривицкий смог создать общественное настроение, на которое и вынуждено было отреагировать вышестоящее командование. 22 января 1942 г. в своей второй статье Кривицкий уже прямо называет фамилии героев, однако, лишь в апреле командование возбуждает ходатайство об их награждении. К тому времени стало понятно, что идея о том, что даже без вести пропавший в бою солдат может быть признан героем, нашла массовый отклик в солдатских сердцах. И командиры дрогнули. За советским солдатом было признано право сохранить честь, если есть все основания считать его выполнившим свой долг, но не осталось свидетелей самой смерти. Именно на честь такого Солдата и покушаются все эти исаевы-шеины-белаши. А вот Алексей Ивакин
ivakin_alexey, много лет своими руками раскапывающий останки именно таких солдат, прекрасно все понимает и защищает панфиловцев.Надо знать последующую историю отношения Кривицкого к 28 панфиловцам, чтобы быть уверенным в том, что им двигал чистый душевный порыв и святое чувство крайней общественной значимости почитания данного подвига. Кривицкий всю свою жизнь возвращался к истории этого подвига, он был инициатором создания многих художественных произведений на эту тему. Никакой Калинин или Сталин не мог ему уже это приказывать. Для героических панфиловцев он стал таким же литературным отцом, каким для Алексея Маресьева стал Борис Полевой. Уверен, что, если бы Маресьев не выжил, а погиб бы в последнем воздушном бою, панфилоборцы и его бы сегодня назвали «сказяфкой» «журнализда» Бориса Полевого.
Продолжение следует.
Journal information