burckina_faso в Белый террор Гражданской войныВ продолжение темы с записками немецкого военнопленного Эрика Бредта, оказавшегося в жерновах нашей Гражданской войны 1918-20 гг. Ранее я привел эпизод самого начального периода войны, когда белые в феврале 1918 года входят в село Лежанку (Средний Егорлык) и сходу вырезают 300 человек, сдавшихся в плен даже не красных, а просто расквартированных в селе солдат, мобилизованных в Первую мировую в еще царскую армию, а также немецких военнопленных, работавших на местных казаков, и тупо попавших под раздачу. Кстати, этих несчастных немцев (12 человек) порубали саблями чехи, воевавшие на стороне белых.
Следующий эпизод воспоминаний касается первого захвата белыми Ставрополя:
Русинский фельдфебель стоял здесь же с несколькими белогвардейцами, которые и потребовали побудку.
«Что случилось?» - спросил я.
«Пятнадцать человек!» - ответили они.
Русин поторапливал.
«Быстрее, быстрей! Быстрее, немцы! Ротмистр требует от меня людей на работу. 15 человек, быстрее, быстрее!»
Поднялся ропот, удивление.
«Какая работа? Среди ночи? Куда нас посылают? Что это за работа?»
«Ничего не знаю. Работа с лопатами. Каждый получит заступ. Или лопатку».
«Копать? Ночью? Ротмистр сошёл с ума»
«Ротмистр ни при чём. От него требуют. Требуют 15 человек. Белая армия потребовала 15 человек с заступами и лопатками. Быстрее, быстрей!»
Там, за городом, на небольшой возвышенности, был лесок. Туда и шагали мы, при свете луны, молча; инструменты на плечах. Темп, который задали белогвардейцы, выражал нервную спешку. Мы вспотели, так как нужно было преодолевать подъём улицы, с которой при свете дня можно было видеть Эльбрус, самую высокую гору Кавказа, его покрытую снегом вершину.
Что же было в лесу? Наша рабочая группа достигла первых деревьев. Мы почувствовали тяжёлый сладковатый запах. Это был запах крови.
Когда нам было приказано остановиться, мы увидели перед собой группу белогвардейцев. Они тихо переговаривались между собой. Некоторые вкладывали сабли в ножны.
Потом каждый из них собрал одежду между деревьями и зажал её подмышкой.
После того, как они, построившись, удалились, последовала команда нам.
«За работу!... Быстро разделились! Пока луна не зашла, всё должно быть закопано!»
Мы приблизились на несколько шагов.
Перед нами простиралось жуткое поле голых человеческих тел, лежащих между редкими деревьями. Тела убитых саблями гражданских из Ставрополя, доставленных сюда из тюрьмы, и здесь казнённых. Тайно, чтобы не привлекать внимания, без выстрелов!
Нам нужно было начинать работу, и мы вступали ногами в лужи крови.
«Копайте, копайте!» - сказал нам кто-то из «белых», приведших нас сюда.
«Не смотрите на них! Они этого недостойны. Это большевики».
Потом белые взяли Ставрополь вновь:
На следующее утро госпожа Лашкевич отправила нас за покупками. Где-нибудь что-нибудь купить. Всё, что удастся. Должен быть праздничный обед.
Идя по улицам, мы то там, то тут переступали через трупы, которые лежали повсюду и преграждали путь. На стенах домов уже белели большие листовки. Одна такая висела на стене двора гимназии, гда преподавал Виктор Михайлович. Приказ нового главнокомандующего, покорителя города. Подпись: Врангель.
«Смотри-ка!» - сказал Глазер, - «старина Врангель! И он тоже здесь? Давай прочитаем!»
В листовке не было ничего утешительного! Во всяком случае, для нас. В каждом предложении речь шла о расстреле.
Когда мы читали листовку, мы стали свидетелями того, как группу людей повели во двор гимназии на расстрел. Их было 60-70 человек.
Из окон классов на всех этажах выглядывали любопытные, взрослые и школьники.
Процедура с построением, командой и стрельбой продолжалась не более пяти минут… Рутина… Мастерство, приобретённое в процессе многочисленных тренировок.
Когда солдаты-экзекуторы ушли, из кучи трупов выползли двое живых. Они получили несмертельные ранения. С застывшими взглядами они поползли к воротам школьного двора, на коленях. Офицеры, стоявшие там, их не остановили.
«Божий суд», - сказал один. - «Значит, они должны жить». По дороге мы столкнулись с «медузой».
«Дети», - сказал медуза, - «посмотрите на мою обувь и носки. Я купался в крови. Я не в себе. У меня кругом идёт голова. В лазарет я больше ни ногой. Вы же знаете, я там работал, и там лежали ещё сегодня почти две сотни человек, «красные», конечно; тяжелораненые из последних боёв, бедняги, которых не смогли вывезти. Сегодня утром к нам пожаловали гости от других господ, несколько деникинских офицеров и один из этих «белых», капитан, по-моему, пошёл с обнажённым кинжалом между рядами коек и стал колоть людей, как телят, одного за другим. Колол их, потому что они были «красные»… Зал был залит кровью. Со всех кроватей хлестала кровь. И текла, текла, вниз по лестницам. Во дворе она и сейчас стоит».
«Медуза» продолжал качать головой. Стоял и качал головой. Мы даже не знали, что ему сказать.
Глазер лишь смог выдавить из себя беспомощное: «Чёрт побери!». Это, вероятно, должно было означать: Кто следующий?
У меня же в ушах звучало нечто другое; я слышал голос счастливой госпожи Лашкевич: «Белые пришли! Ах, «белые!»
Следующий эпизод воспоминаний касается первого захвата белыми Ставрополя:
Русинский фельдфебель стоял здесь же с несколькими белогвардейцами, которые и потребовали побудку.
«Что случилось?» - спросил я.
«Пятнадцать человек!» - ответили они.
Русин поторапливал.
«Быстрее, быстрей! Быстрее, немцы! Ротмистр требует от меня людей на работу. 15 человек, быстрее, быстрее!»
Поднялся ропот, удивление.
«Какая работа? Среди ночи? Куда нас посылают? Что это за работа?»
«Ничего не знаю. Работа с лопатами. Каждый получит заступ. Или лопатку».
«Копать? Ночью? Ротмистр сошёл с ума»
«Ротмистр ни при чём. От него требуют. Требуют 15 человек. Белая армия потребовала 15 человек с заступами и лопатками. Быстрее, быстрей!»
Там, за городом, на небольшой возвышенности, был лесок. Туда и шагали мы, при свете луны, молча; инструменты на плечах. Темп, который задали белогвардейцы, выражал нервную спешку. Мы вспотели, так как нужно было преодолевать подъём улицы, с которой при свете дня можно было видеть Эльбрус, самую высокую гору Кавказа, его покрытую снегом вершину.
Что же было в лесу? Наша рабочая группа достигла первых деревьев. Мы почувствовали тяжёлый сладковатый запах. Это был запах крови.
Когда нам было приказано остановиться, мы увидели перед собой группу белогвардейцев. Они тихо переговаривались между собой. Некоторые вкладывали сабли в ножны.
Потом каждый из них собрал одежду между деревьями и зажал её подмышкой.
После того, как они, построившись, удалились, последовала команда нам.
«За работу!... Быстро разделились! Пока луна не зашла, всё должно быть закопано!»
Мы приблизились на несколько шагов.
Перед нами простиралось жуткое поле голых человеческих тел, лежащих между редкими деревьями. Тела убитых саблями гражданских из Ставрополя, доставленных сюда из тюрьмы, и здесь казнённых. Тайно, чтобы не привлекать внимания, без выстрелов!
Нам нужно было начинать работу, и мы вступали ногами в лужи крови.
«Копайте, копайте!» - сказал нам кто-то из «белых», приведших нас сюда.
«Не смотрите на них! Они этого недостойны. Это большевики».
Потом белые взяли Ставрополь вновь:
На следующее утро госпожа Лашкевич отправила нас за покупками. Где-нибудь что-нибудь купить. Всё, что удастся. Должен быть праздничный обед.
Идя по улицам, мы то там, то тут переступали через трупы, которые лежали повсюду и преграждали путь. На стенах домов уже белели большие листовки. Одна такая висела на стене двора гимназии, гда преподавал Виктор Михайлович. Приказ нового главнокомандующего, покорителя города. Подпись: Врангель.
«Смотри-ка!» - сказал Глазер, - «старина Врангель! И он тоже здесь? Давай прочитаем!»
В листовке не было ничего утешительного! Во всяком случае, для нас. В каждом предложении речь шла о расстреле.
Когда мы читали листовку, мы стали свидетелями того, как группу людей повели во двор гимназии на расстрел. Их было 60-70 человек.
Из окон классов на всех этажах выглядывали любопытные, взрослые и школьники.
Процедура с построением, командой и стрельбой продолжалась не более пяти минут… Рутина… Мастерство, приобретённое в процессе многочисленных тренировок.
Когда солдаты-экзекуторы ушли, из кучи трупов выползли двое живых. Они получили несмертельные ранения. С застывшими взглядами они поползли к воротам школьного двора, на коленях. Офицеры, стоявшие там, их не остановили.
«Божий суд», - сказал один. - «Значит, они должны жить». По дороге мы столкнулись с «медузой».
«Дети», - сказал медуза, - «посмотрите на мою обувь и носки. Я купался в крови. Я не в себе. У меня кругом идёт голова. В лазарет я больше ни ногой. Вы же знаете, я там работал, и там лежали ещё сегодня почти две сотни человек, «красные», конечно; тяжелораненые из последних боёв, бедняги, которых не смогли вывезти. Сегодня утром к нам пожаловали гости от других господ, несколько деникинских офицеров и один из этих «белых», капитан, по-моему, пошёл с обнажённым кинжалом между рядами коек и стал колоть людей, как телят, одного за другим. Колол их, потому что они были «красные»… Зал был залит кровью. Со всех кроватей хлестала кровь. И текла, текла, вниз по лестницам. Во дворе она и сейчас стоит».
«Медуза» продолжал качать головой. Стоял и качал головой. Мы даже не знали, что ему сказать.
Глазер лишь смог выдавить из себя беспомощное: «Чёрт побери!». Это, вероятно, должно было означать: Кто следующий?
У меня же в ушах звучало нечто другое; я слышал голос счастливой госпожи Лашкевич: «Белые пришли! Ах, «белые!»
Journal information