Отрывок из письма генерал-губернатора Новороссии М.С. Воронцова главному начальнику III Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии А.Х. Бенкендорфу, опубликованное в "Русском архиве" в 1890 г. Комментарии "Русского архива". Оригинал письма на французском языке.
Одесса, 24 мая 1833
[…]
Гофман* сказал мне недавно, что он получил от вас приказание произвести следствие в имении девицы Акатцаковой по поводу ужасных действий ее управляющего — наказания беременных женщин. Он вам напишет, что за это дело тотчас же принялись; я послал своего адъютанта Ягницкого**, так как, коль скоро дело идет о притеснениях и о зверствах, я не доверяю обыкновенным расследованиям; дело было ведено правильно и в настоящее время находится в Херсонской Уголовной Палате.
Я рад воспользоваться этим случаем, чтобы сказать вам, дорогой друг, нисколько слов о том положении дел, при котором всякую минуту возможны подобные ужасы. До тех пор, пока будет позволено всякому управляющему, как и всякому господину и госпоже сечь женщин во время полевых работ без всякого следствия, без всякой проформы, без соблюдения каких-нибудь правил, без присутствия какой-либо полиции, без всякой формальности, которая делала бы исполнение более трудным и показывала бы как бесполезносгь поступка, так и его ужас, до тех пор у нас будут всегда, везде, где крестьяне работают на господина, случаи подобные нашему, т. е. выкидыши от побоев и от страха побоев.
Такое положение дел ужасно; это позор нашего века, скажу больше, позор для христианской страны. Даже в американских колониях, вопреки оппозиции и воплям плантаторов, которые как две капли воды похожи на большинство наших помещиков, английскому правительству, тем не менее, удалось достигнуть двух вещей: 1) приказчики и надсмотрщики над работами по закону не имеют права ходить в поле с большим кнутом, как это делалось прежде; 2) им запрещено бить кнутом женщин без приговора какого-нибудь должностного лица. Ведь стыдно, что в этом деле нас опередили сахарные колонии и что русские и польские крестьянки подчинены такому порядку, от которого можно было освободить негритянок, купленных в Африке для возделывания земли в Ямайке.
Порядок, в настоящее время у нас действующий, делает более грубым и господина, и крестьянина, побуждает смешивать справедливое с возможным и производит то, что каждую минуту, даже на земле у людей благородных и с хорошим образом мыслей, совершаются дела, от которых встают дыбом волосы у всякого несколько человеколюбивого и здравомыслящего человека. Например, в данном случае перед вами девица Акатцакова; она — прекрасная особа, дала управлять своими имением человеку, хорошо ей рекомендованному, который никогда не был виновен в жестокостях, подобных совершающимся ежедневно во многих наших имениях. По большей части сами крестьяне говорили об нем много хорошего. Но его власть была безгранична, и вследствие этого привычки стали дурными. Некоторые из работавших женщин ленились, он пригрозил им кнутом, а иных ударил; среди этих последних были беременный; от страха или от побоев одна иди две выкинули. Это совершается каждую минуту и будет совершаться постоянно, и еще много худшее, чем в данном случае, до тех пор пока правительство не примет какой-нибудь решительной меры.
Вы можете вполне верить, что всякий раз, как я узнаю о подобных происшествиях, я делаю все, что в моей власти, чтобы начать дело и наказать; я не останавливаюсь ни перед какими сопротивлениями, с которыми, я хорошо знаю, в подобных случаях приходится встречаться. Но что значит 10, или 12, или 15 негодников, которых я подвергаю суду и большая часть которых еще не расплатилась за 100 и 200 проступков, совершаемых ежедневно в стране; тем более что, если даже кто и строго наказан за подобные дела, никто про это не знает верст за 50, ибо наши суды не гласны и даже напечатать в газетах, что такой-то помещик или управляющей был наказан за угнететение или зверство, мы не имеем права. Существует какая-то всеобщая уверенность, что правительство не желает вмешиваться в подобные дела, и что власть над крестьянами и слугами должна оставаться неограниченною. Отсюда сами судьи, которые охотно ссылают в Сибирь и присуждают наказание кнутом за кражу 120 р., ссылку на поселение за бродяжничество, стараются не наказывать владельцев и владетелиц за доказанные и повторенные убийства и даже не желают держать подсудимых в тюрьме во время ведения дела.
В настоящее время у нас три человека в Бессарабии, которые побоями и всякого рода жестокостями довели до смерти мужчин, женщин и детей; то же совершил один человек в Херсоне. Верите ли, что стоит мне дней 15 не справляться о ходе такого дела, и я наверное узнаю, что все эти чудовища пребывают спокойно в своих домах и поместьях, бичуя и свирепствуя над своими людьми, как будто бы ничего не произошло? А в тоже время не справляйся я в продолжение 15 дней о состоянии заключенных в тюрьме, я уверен, что в ней будут держать множество людей, которые вследствие обвинения по законам должны бы быть на поручительстве во время рассмотрения дела. Такое искажение понятий происходит всецело от состояния законодательства или, скорее, от безразличного отношения правительства к подобным злоупотреблениям.
Я хорошо знаю, что всякий раз, как что-либо в этом роде дойдет до сведения Государя, он громит преступников, так как у него слишком хорошее сердце и хорошая голова, чтобы поступать иначе. Но что значат 4, 5, 6 случаев в год, которые доходят до его сведения, когда тысячи остаются неизвестными, и особенно, как я сказал выше, в стране, где никто не знает через обнародование отчета о преступлениях и наказаниях, что может ожидать его самого, если он совершит тоже? Государь много сделал для России, много сделал для своего бессмертия; но он не может без страха предстать перед Божьим судом, если оставит страну в 50 мил. душ, не улучшив (насколько позволяет благоразумие) общественного положения этих миллионов, и если будут еще продолжать, как делается это теперь, публично продавать, иногда в интересах казны, мужчин, женщин, детей без земли и как жалкий скот. Уже 130 лет и даже больше тому назад Петр Великий говорил в своих указах, что это ужасно и недостойно христианской страны. Екатерина хотела уничтожить это страшное злоупотребление, но ей помешали старые колпаки и старухи ее двора. Но теперь мы живем под управлением Государя, который соединяет в себе знание, силу и волю. Он не позволит глупцам и лицемерам удержать себя и сумеет различить необходимые улучшения от опасных новшеств.
Простите, дорогой друг, за эту долгую диатрибу; но предмет таков, что я, касаясь его, не могу быть хладнокровным***. Слава русского имени, слава знаменитого властителя, которого Бог возвел на престол нашего государства, заинтересованы в изменениях. В этом отношении они не представляют никакой опасности; и я твердо уверен, что мои желания осуществятся.
[…]
М. Воронцов.
* Вероятно, находившийся в Одессе жандармский генерал.
** Ягницкий, боевой сподвижник князя Воронцова, заведовал управлением его деревень.
*** Конечно, граф Бенкендорф показал это письмо Государю, который сам сознавал необходимость отмены крепостного права и только польским мятежом отвлечен был от великого дела. — Вспомним, что еще в царствование Александра Павловича князь (тогда граф) Воронцов вместе с князем И. А. Вяземским хлопотали об отмене крепостного права в Poccии.
Русский архив. 1890. № 7. С. 310-313.
Одесса, 24 мая 1833
[…]
Гофман* сказал мне недавно, что он получил от вас приказание произвести следствие в имении девицы Акатцаковой по поводу ужасных действий ее управляющего — наказания беременных женщин. Он вам напишет, что за это дело тотчас же принялись; я послал своего адъютанта Ягницкого**, так как, коль скоро дело идет о притеснениях и о зверствах, я не доверяю обыкновенным расследованиям; дело было ведено правильно и в настоящее время находится в Херсонской Уголовной Палате.
Я рад воспользоваться этим случаем, чтобы сказать вам, дорогой друг, нисколько слов о том положении дел, при котором всякую минуту возможны подобные ужасы. До тех пор, пока будет позволено всякому управляющему, как и всякому господину и госпоже сечь женщин во время полевых работ без всякого следствия, без всякой проформы, без соблюдения каких-нибудь правил, без присутствия какой-либо полиции, без всякой формальности, которая делала бы исполнение более трудным и показывала бы как бесполезносгь поступка, так и его ужас, до тех пор у нас будут всегда, везде, где крестьяне работают на господина, случаи подобные нашему, т. е. выкидыши от побоев и от страха побоев.
Такое положение дел ужасно; это позор нашего века, скажу больше, позор для христианской страны. Даже в американских колониях, вопреки оппозиции и воплям плантаторов, которые как две капли воды похожи на большинство наших помещиков, английскому правительству, тем не менее, удалось достигнуть двух вещей: 1) приказчики и надсмотрщики над работами по закону не имеют права ходить в поле с большим кнутом, как это делалось прежде; 2) им запрещено бить кнутом женщин без приговора какого-нибудь должностного лица. Ведь стыдно, что в этом деле нас опередили сахарные колонии и что русские и польские крестьянки подчинены такому порядку, от которого можно было освободить негритянок, купленных в Африке для возделывания земли в Ямайке.
Порядок, в настоящее время у нас действующий, делает более грубым и господина, и крестьянина, побуждает смешивать справедливое с возможным и производит то, что каждую минуту, даже на земле у людей благородных и с хорошим образом мыслей, совершаются дела, от которых встают дыбом волосы у всякого несколько человеколюбивого и здравомыслящего человека. Например, в данном случае перед вами девица Акатцакова; она — прекрасная особа, дала управлять своими имением человеку, хорошо ей рекомендованному, который никогда не был виновен в жестокостях, подобных совершающимся ежедневно во многих наших имениях. По большей части сами крестьяне говорили об нем много хорошего. Но его власть была безгранична, и вследствие этого привычки стали дурными. Некоторые из работавших женщин ленились, он пригрозил им кнутом, а иных ударил; среди этих последних были беременный; от страха или от побоев одна иди две выкинули. Это совершается каждую минуту и будет совершаться постоянно, и еще много худшее, чем в данном случае, до тех пор пока правительство не примет какой-нибудь решительной меры.
Вы можете вполне верить, что всякий раз, как я узнаю о подобных происшествиях, я делаю все, что в моей власти, чтобы начать дело и наказать; я не останавливаюсь ни перед какими сопротивлениями, с которыми, я хорошо знаю, в подобных случаях приходится встречаться. Но что значит 10, или 12, или 15 негодников, которых я подвергаю суду и большая часть которых еще не расплатилась за 100 и 200 проступков, совершаемых ежедневно в стране; тем более что, если даже кто и строго наказан за подобные дела, никто про это не знает верст за 50, ибо наши суды не гласны и даже напечатать в газетах, что такой-то помещик или управляющей был наказан за угнететение или зверство, мы не имеем права. Существует какая-то всеобщая уверенность, что правительство не желает вмешиваться в подобные дела, и что власть над крестьянами и слугами должна оставаться неограниченною. Отсюда сами судьи, которые охотно ссылают в Сибирь и присуждают наказание кнутом за кражу 120 р., ссылку на поселение за бродяжничество, стараются не наказывать владельцев и владетелиц за доказанные и повторенные убийства и даже не желают держать подсудимых в тюрьме во время ведения дела.
В настоящее время у нас три человека в Бессарабии, которые побоями и всякого рода жестокостями довели до смерти мужчин, женщин и детей; то же совершил один человек в Херсоне. Верите ли, что стоит мне дней 15 не справляться о ходе такого дела, и я наверное узнаю, что все эти чудовища пребывают спокойно в своих домах и поместьях, бичуя и свирепствуя над своими людьми, как будто бы ничего не произошло? А в тоже время не справляйся я в продолжение 15 дней о состоянии заключенных в тюрьме, я уверен, что в ней будут держать множество людей, которые вследствие обвинения по законам должны бы быть на поручительстве во время рассмотрения дела. Такое искажение понятий происходит всецело от состояния законодательства или, скорее, от безразличного отношения правительства к подобным злоупотреблениям.
Я хорошо знаю, что всякий раз, как что-либо в этом роде дойдет до сведения Государя, он громит преступников, так как у него слишком хорошее сердце и хорошая голова, чтобы поступать иначе. Но что значат 4, 5, 6 случаев в год, которые доходят до его сведения, когда тысячи остаются неизвестными, и особенно, как я сказал выше, в стране, где никто не знает через обнародование отчета о преступлениях и наказаниях, что может ожидать его самого, если он совершит тоже? Государь много сделал для России, много сделал для своего бессмертия; но он не может без страха предстать перед Божьим судом, если оставит страну в 50 мил. душ, не улучшив (насколько позволяет благоразумие) общественного положения этих миллионов, и если будут еще продолжать, как делается это теперь, публично продавать, иногда в интересах казны, мужчин, женщин, детей без земли и как жалкий скот. Уже 130 лет и даже больше тому назад Петр Великий говорил в своих указах, что это ужасно и недостойно христианской страны. Екатерина хотела уничтожить это страшное злоупотребление, но ей помешали старые колпаки и старухи ее двора. Но теперь мы живем под управлением Государя, который соединяет в себе знание, силу и волю. Он не позволит глупцам и лицемерам удержать себя и сумеет различить необходимые улучшения от опасных новшеств.
Простите, дорогой друг, за эту долгую диатрибу; но предмет таков, что я, касаясь его, не могу быть хладнокровным***. Слава русского имени, слава знаменитого властителя, которого Бог возвел на престол нашего государства, заинтересованы в изменениях. В этом отношении они не представляют никакой опасности; и я твердо уверен, что мои желания осуществятся.
[…]
М. Воронцов.
* Вероятно, находившийся в Одессе жандармский генерал.
** Ягницкий, боевой сподвижник князя Воронцова, заведовал управлением его деревень.
*** Конечно, граф Бенкендорф показал это письмо Государю, который сам сознавал необходимость отмены крепостного права и только польским мятежом отвлечен был от великого дела. — Вспомним, что еще в царствование Александра Павловича князь (тогда граф) Воронцов вместе с князем И. А. Вяземским хлопотали об отмене крепостного права в Poccии.
Русский архив. 1890. № 7. С. 310-313.
Journal information